Согреться.
— Я бы поменялся, — сказал Олег в небо. — Но каждый умирает на своём месте. Или живёт на своём. Главное — правильно выбрать место.
Да. Вот оно. Место.
Оазис.
Карта всплыла перед его глазами. Необычайно отчётливо. Сейчас мозг заработал, как отлаженная машина. Оазис. В тридцати километрах перпендикулярно той точке, где он сейчас находится.
Олег улыбнулся, слизнув кровь с лопнувших губ.
Если он не пройдёт эти тридцать километров до рассвета, то умрёт. Больше того — он отклонится от пути, исчезнет даже призрачная надежда дойти до Гарбея. Но если он всё-таки доберётся — он спасён. Там вода и отдых. Он наполнит фляжку, отлежится и дойдёт.
Прикрыв глаза, Олег заставил себя сосредоточиться и определить направление. Потом повернулся.
И побежал по барханам — неспешно, но быстро, покачивая корпусом и глядя прямо перед собой.
Спустя пять часов мальчишка всё ещё бежал. Почти в рассвет — во весь горизонт чуть правее направления его движения на небе белела и ширилась беспощадная полоса огня.
Казалось, человек упрямо бежит в костёр.
Олег почти не мог думать. Он понимал только, что шевелит ногами, но ему казалось, что это происходит на одном и том же месте. К счастью, бежать получалось вдоль барханов — всё-таки легче.
Острые рыжие щупальца метнулись навстречу бегущему — и побелели стремительно, обретая цвет вынутого из горна стального клинка.
Песнь летящего лезвия, отчётливо и бессвязно подумал Олег.
Сейчас они проткнут его. Слева выстроился поразительной красоты розово-белый город — воспоминание пустыни? Плод его собственного, Олега, воображения? Острые шпили наклонились, поплыли в молниеносно светлеющее небо, как столбы дыма над марфинскими домами зимой…
Ужасающий жар плеснул навстречу кипящей волной. Перехватило дыхание.
Олег упал.
Он не потерял сознания и, полежав не больше минуты — солнце сжигало его сквозь куртку и майку — пополз по песку, дыша широко открытым ртом. Ему не хватало воздуха, сердце проламывало грудную клетку изнутри.
Небо над нами звенит, как сталь…
Через полчаса примерно он поднялся и побежал снова. Голова моталась, как воздушный шарик на тоненькой верёвочке. Ноги подкашивались. Он знал, что в любом случае пробежит мимо оазиса — крохотного пятнышка в бескрайнем море песков…
Кому больно — тот ещё жив.
Невыразимо прекрасный мираж плыл и колебался впереди — приземистые, широко раскинувшие тонкие ветви деревья у серых камней, на которых блестел свет, а у подножья — вода. До него оставалось не больше ста метров, до этого миража.
Ноги тяжело вязли в песке. Можно ли войти в мираж? Как это будет выглядеть? Олег упал, скатился по внезапно начавшемуся склону бархана. Есть ли рай для будущих десятиклассников — и как выглядит это милое место, неужели как смесь рэйв-пати с пивбаром? Ужасно… не хочу…
Мираж был вокруг мальчишки.
Олег понял, что умер. И обрадовался тому, что это оказалось хотя бы в конце не так мучительно. И что после смерти он видит это.
Он подошёл к озерку, со дна которого во многих местах весело били фонтанчики взметаемого родничками песка. И, встав на колени, начал пить ледяную воду.
Следующим вечером Олег стоял у начала дороги, причудливой лентой серпантина спускавшейся вниз с высокого холма — прямо к серо-жёлтому шумному городу на берегу коричневой от глины реки.
Несмотря на отчётливо поздний час, базар шумел вовсю. А может быть — именно поэтому, судя по всему, днём жара тут царила непереносимая. На Олега — в его потёртой джинсе, в пыльных берцах, с револьвером и ножом на поясе и рюкзаком за плечами — никто внимания не обращал, хотя люди вокруг были чем-то средним между индусами и классическими мусульманами. В смысле, очень смуглые, тонколицые, невысокие, но в полосатых балахонах и чалмах-не чалмах, но чём-то очень похожем. В узких улицах, отходивших от большущей базарной площади, тоже торговали, горели факела в держателях на стенах, часто. Гомон стоял жуткий, торговали всем на свете, попадались верблюды и ишаки… а ещё — рослые люди, загорелые, но от природы явно не смуглые, одетые в белое: куртки, широкие шорты, пробковые шлемы с высоким гребнем. Они шли всегда по трое, глядя поверх голов, увешанные разной амуницией на чёрных ремнях. И вид у них был очень хозяйский.
И у каждого от живота вперёд торчал коротким рыльцем автомат с магазином сбоку.
Одна из таких троиц прошла совсем рядом (кстати — тоже не обращая внимания на мальчишку, беспокойно посторонившегося было), и Олег различил на рукаве у крайнего эмблему — бык, наклонив лобастую голову, рыл землю рогами.
Восточных базаров Олег терпеть не мог, хотя бывал на них всего один месяц — два года назад они все вчетвером съездили в Анталию (и зареклись бывать за границей). Общее ощущение, оставшееся у Олега, было ощущением чего-то совершенно чужого и, пожалуй, даже враждебного. Казалось, что все эти гортанные выкрики и жесты обращены именно к тебе и полны угрозы. Сейчас было то же ощущение — язык совершенно непонятен и неясно, торгуются вон те двое или собираются подраться.
Олег остановился наконец возле завешено грязным газовым полотнищем двери, из которой вкусно попахивало мясом и печёным тестом. Над проёмом висела не слишком-то понятная вывеска с расползающимися червяками значков.
Но и так было ясно, что тут кормят. Кстати, сквозь газ доносилась ещё и музыка, напоминавшая музыку индийских фильмов. Олег коснулся кармана куртки — раздумчиво. Золото везде золото, но вдруг тут приказано принимать только свои монеты, а за чужие — моментом хватать, крутить руки, бить палками по почкам и вешать на площади? Не хотелось бы…